Губитель максаров - Страница 13


К оглавлению

13

Заговаривая с хозяйской дочкой, Окш лица по привычке не поднимал, да и особой нужды в этом не было – все ее простенькие жизненные побуждения и так лежали перед ним столь же открыто, как булочки на противне, и он мог легко лепить их, придавая иную, приемлемую для себя форму.

При следующем разговоре девчонка сама заглянула ему в лицо, ласково тронув пальчиками за подбородок.

– Какие у тебя удивительные глаза! – проворковала она. – И какие красивые! Совсем как льдинки!

Интерес к Окшу рос в хозяйской дочке, как опара в квашне, а сам он знай себе подбавлял в эту квашню то дрожжи ласковых слов, то сахарок мимолетного поцелуя. Дело шло на лад.

Она сама перевела их отношения из сферы платонической в плоскость чувственную, и этой плоскостью, фигурально говоря, стал теплый и не совсем чистый пол пекарни, на котором после всех их любовных потуг осталась приличная лужица мужского семени.

Затем такие встречи стали регулярными. Хозяйская дочка оказалась девчонкой хоть и глуповатой, но доброй и влюбчивой, да вдобавок еще и сластеной во всех смыслах. Окш, в отличие от своей подружки не имевший никакого опыта общения с противоположным полом, извлекал из ее распаленного сознания не только сексуальные стереотипы, но и сексуальные фантазии, которые потом добросовестно пытался воплотить в реальность. Повизгивающая от удовольствия девчонка по молодости лет даже не понимала, какая женская удача ей подвалила.

Короче говоря, она привязалась к Окшу, как пчела к медоносному цветку, как кошка к сметане, как лихорадка к обитателю болот. Ему же девчонка была дорога совсем по другой причине. Так художник ценит свою первую, пусть и невзрачную картину, так охотник никогда не может забыть добытого в юности зайчонка.

Теперь Окш знал, что может сотворить с человеком все, что угодно, – заставить любить, заставить ненавидеть, довести до самоубийства…

Однако существовали вещи и куда более серьезные, чем утехи плоти. Опасность, угрожавшая Окшу, не исчезла, а, наоборот, возрастала. Он совершенно справедливо связывал ее с максаром, погубившим оружейников, с тем самым сгустком мрака, из которого истекала зловещая энергия, парализовывавшая жестянщиков и подстегивавшая мрызлов.

Окш уже знал, что после той памятной ночи клинки максаров утратили былую силу и превратились в никому не нужный хлам (сами максары, правда, не стали от этого менее опасными).

Впрочем, эти извечные враги жестянщиков сейчас интересовали Окша куда меньше, чем их оружие, которое ему доводилось не только держать в руках, но и несколько раз ремонтировать по мелочам. Он до сих пор не забыл все, чему его научили мастера, и мог по памяти вычертить подробную схему клинка, за исключением разве что нескольких деталей, считавшихся сверхсекретными.

Заново создав это оружие, он смог бы постоять за себя не только перед людьми, но и перед существами более высокого порядка. В том, что такое возможно, Окш даже не сомневался. Все, что сделал однажды один человек, может повторить и другой.

Нельзя сказать, что он связывал с клинком одну лишь идею власти, хотя этот момент в его рассуждениях тоже присутствовал. Просто булочки и пирожки успели опротиветь. Окша неудержимо тянуло к чему-то более основательному: к металлам, которым он умел придавать самые разнообразные свойства; к оптическим стеклам, позволяющим легко видеть то, что недоступно взору; к хитроумным устройствам, способным превращать одни виды энергии в другие; к станкам и инструментам; к колбам и ретортам; к чертежам и справочникам.

Все это можно было раздобыть в Стране жестянщиков. Но только за деньги, да немалые. А Окш в своей жизни не заработал еще и медной монеты. У пекаря он трудился почти задаром, только за кров и пищу.

В конце какого-то праздника, смысл и причины которого были давно забыты народом, трижды возрождавшим свою страну из пепла, Окш попросил у хозяина выходной, первый за все время работы, и тот был так удивлен этим, что немедленно согласился и даже одолжил подручному, не имевшему никакой приличной одежды, свой дорожный плащ и сапоги.

Закутавшись в этот плащ и опустив на лицо капюшон, Окш явился в питейное заведение, где рудничные рабочие играли в кости на золото.

Чужих за игорный стол обычно не пускали, но, когда Окш измененным голосом выразил желание испытать свое счастье, грубые и бесцеремонные мужчины не посмели ему отказать.

Очень скоро все золото, имевшееся у игроков, перекочевало к Окшу. Сдержанно поблагодарив их за хорошую компанию, он направился к выходу, окутанный почти материальным облаком всеобщей ненависти.

– Братцы, не отпускайте этого гада! – завопил кто-то за его спиной. – Он же всех нас до нитки обобрал!

– Шулер! – поддержали крикуна другие голоса. – Шулер! Бей его!

Взбешенные работяги повскакивали с мест и, вооружившись чем попало, уже собирались броситься в погоню, но тут их планы внезапно расстроились. Хотя, если говорить откровенно, вначале расстроилось их пищеварение, и без того ослабленное обильной и грубой пищей. Теперь Окшу можно было не опасаться преследования – тот, у кого содержимое кишечника во всем своем объеме переместилось в штаны, поглощен совсем другими проблемами.

Добытое таким не вполне честным способом золото Окш потихоньку тратил на покупку инструментов и материалов. В этом ему очень помогала хозяйская дочка, хорошо знавшая всех торговцев в окрестностях. Некоторые из заказов Окша выполнили караванщики, свободно путешествовавшие по всей стране. Пару раз он и сам выбирался на рынок, расположенный по соседству с рудником. Там можно было купить из-под полы и слиток чистой меди, и редкие химикаты, и лабораторное оборудование.

13