Губитель максаров - Страница 38

Слева от них возвышались сложенные из ракушечника крутые скалы, а справа накатывались невысокие волны, своим плеском заглушавшие топот бегущих. Когда впереди дробно застучали многозарядки и раздался нестройный клич идущих в атаку вольных братьев, отряду Окша предстояло преодолеть еще не менее тысячи шагов. Исход боя, целиком и полностью зависевший от его успешного начала, повис на волоске.

Каменный массив, отделявший Окша от места схватки, не позволял ему немедленно проявить свои необыкновенные способности, и, чтобы не бежать в обход, он принялся карабкаться на кручу. Теперь-то и ему пришлось призвать на помощь все свои силы. Когда Окш, потеряв обувь и в кровь расцарапав руки, взобрался-таки на гребень далеко выдающегося в озеро мыса и смог наконец узреть картину боя, его людям, оставшимся внизу, предстояло еще бежать и бежать.

Береговую полосу, в том месте еще довольно широкую, прикрывали не менее полусотни пеших стрелков и около дюжины всадников (клячи которых, правда, отличались от горячих скакунов максаров примерно так же, как коршун отличается от курицы).

Численное превосходство сторонников короля над вольными братьями, высыпавшими прямо на них из зарослей камыша, было так велико, что невольно возникало сомнение в психическом здоровье последних. Загнанный заяц иногда бросается на охотничьих собак, но от этого его шансы на спасение вряд ли увеличиваются.

Королевские воины, до которых очень скоро дошло, что недобитые враги вовсе не собираются сдаваться, а скорее наоборот, рассредоточились за естественными укрытиями и принялись хладнокровно расстреливать вольных братьев, оказавшихся на открытом пространстве. Особой меткости они при этом не проявляли, да и нельзя было требовать ее от бывших торговцев и ремесленников, однако плотность огня была так велика, что пули сами находили себе жертвы.

Вольным братьям не осталось ничего иного, как припасть к земле (и многим уже навечно). Всадники, после первых выстрелов спешившиеся, вновь взобрались в седла и вытащили из чехлов боевые секиры, весьма напоминавшие мясницкие топоры. Прекрасная в своем отчаянии атака вот-вот должна была обернуться мерзкой бойней.

И тогда в дело вмешался Окш.

У него просто не было времени (да и умения, скажем прямо, тоже), чтобы подчинить своей воле сразу всех этих многочисленных людишек, по нелепому стечению обстоятельств ставших вдруг его врагами. Вместо того, чтобы дергать каждого из них за невидимые ниточки страха, вожделения, стыда, жажды самоуничтожения или взаимной ненависти, Окш одним махом разрубил хитро сплетенную сеть вековых предрассудков, сплачивающих отдельные особи в единое целое и предопределяющих почти все стороны их поведения.

Короче говоря, королевские стрелки раз и навсегда лишились общественных инстинктов и ощутили себя чуть ли не космическими личностями, для которых уже не существует таких понятий, как долг, закон, авторитет, мораль, взаимопомощь и чужое мнение. Силу эмоционального потрясения, пережитого ими при этом, можно было сравнить разве что с нравственным падением праведника или с прозрением грешника (что в принципе одно и то же).

Более того, окружающая действительность утратила для этих новоявленных солипсистов всякое реальное значение, превратившись в иллюзию, существующую исключительно в их собственном сознании.

Само собой понятно, что люди со столь экзотическим мироощущением уже не могли ни нападать, ни защищаться. Ведь все вокруг – и уже начавшие потихоньку приближаться враги, и свистящие в воздухе пули, и сам этот воздух, сырой и пряный, и скалы, окрашенные светом неба в цвета киновари, и уходящие в бесконечную даль багровые волны – было лишь частичкой привидевшегося им сна, а кто же будет бороться со своим сном?

Когда сильно отставшие от Окша вольные братья вырвались на оперативный простор, подавляющее большинство королевских стрелков пребывало в глубокой прострации, иногда принимавшей весьма причудливые формы (одни, например, шарили вокруг себя в поисках несуществующих явств и напитков, другие использовали себе подобных вместо кресел или иных предметов мебели, третьи активно занимались самоудовлетворением).

Простым, малообразованным жестянщикам, по собственной воле или по принуждению принявшим сторону Вольного Братства, много страдавшим за последнее время и наконец-то получившим возможность отомстить, не было никакого дела до прихотливой и изящной философии крайнего эгоцентризма. Они принялись дружно расстреливать, а потом и рубить своих недавних противников, которые никакого сопротивления им, естественно, не оказывали и в ответ на удар ножом под сердце лишь блаженно улыбались.

Окш мог легко прекратить резню, но это не входило в его планы. Бой еще только начинался, а сделать в нем неоправданную паузу было то же самое, что сбиться с такта в виртуозной музыкальной пьесе.

Как Окш и предполагал, главные силы королевских стрелков, узнав о бесславной гибели товарищей, всей своей массой бросились в погоню за уходящими вдоль берега вольными братьями.

А те особо и не спешили, тем более что с собой приходилось тащить мертвецов, как своих, так и чужих. В том самом месте, где произошла высадка десанта и где на прибойной волне плясала пустая лодка, из трупов соорудили баррикаду (другого строительного материала, к сожалению, найти здесь было невозможно), оборонять которую поручили Шеду Пике и нескольким его соратникам, заранее согласным драться до последней капли крови.

Остальные вольные братья вновь разделились на две части, только теперь одни вскарабкались на гребень обрыва, а другие спрятались за бортами лодки, которую Окш отогнал подальше от берега.