Губитель максаров - Страница 41


К оглавлению

41

– Нет! – категорически возразил писаришка. – Шед Пика рост имеет действительно не маленький, но в остальном вполне обычный человек. Глаза темные. Волосы, как шерсть у нестриженого барана. Обе руки нормальные. Правой пьет, левой наливает. Спутали вы что-то…

– Может, и спутал… Ну ладно, к этому вопросу мы еще вернемся. А сейчас я хотел бы побеседовать с кем-нибудь из его соратников. Ведь и среди них должны быть герои. Для лихих воинов нам наград не жалко.

– Каких соратников? – сразу насторожился писаришка. – Которые вместе с Шедом у озера сражались?

– Именно!

– Нет их уже в живых, – писаришка скорбно потупился. – В следующем же бою и погибли. Шли в первых рядах и приняли на себя главный удар врага. Полегли, как трава под косой. Даже в могиле вместе лежат. Могу показать.

– Вот так номер! – искренне удивился Хавр. – Неужели ни один не уцелел?

– Подождите-ка… – На лице писаришки появилось растерянное выражение. – Один, кажется, остался… Или нет… Нет, все погибли, точно! Я списки самолично переписывал.


В то же самое время на другом конце лагеря Окш бесцеремонно разбудил Шеда Пику, крепко спавшего после вылазки во вражеский стан.

Бывший матрос, благодаря необыкновенному стечению обстоятельств занимавший сейчас одну из самых высоких ступеней в иерархической лестнице вольных братьев, жил в состоянии перманентного ужаса перед этим загадочным человеком, официально состоявшим при нем в должности не то советника, не то душеприказчика.

Даже в разведке, даже в рукопашном бою Шед Пика не отдыхал душою от чужого пристального внимания, способного и к месту приковать, и языка лишить, и заставить говорить что-то такое, от чего у него самого волосы дыбом вставали. Его жизнь была жизнью куклы-марионетки, которую смеха ради наделили сознанием, но лишили возможности самостоятельно управлять своими словами и поступками.

Шед корчился от страха, а ноги сами несли его вперед, навстречу пулям. Он готов был плакать над каждым погибшим братом и в то же время хладнокровно мостил болота гатями из человеческих тел. До этого никого не обидевший всерьез, он нынче пачками выносил смертные приговоры слабодушным, вороватым и нерасторопным.

Постоянно находясь в состоянии тяжелейшего душевного расстройства, Шед пытался лечить его то посредством баклажки крепкого вина, то с помощью карманной многозарядки, однако так и не сумел ни одурманить свою бедную голову, ни расколоть ее пулей.

Вот и сейчас он всеми своими силами цеплялся за остатки сна, дававшего хотя бы краткое забвение, но нависшая над ним ненавистная, постылая тень тянула жилы и выматывала душу.

– Вставай! – требовал Окш. – Не притворяйся. Я ведь знаю, что ты не спишь. Вставай или почувствуешь сейчас то же самое, что и тот ездовой, которого ты приказал бросить в котел с кипятком.

– Это не я приказал, а ты! – огрызнулся Шед (когда они оставались наедине, Окш иногда позволял ему такое). – Ты управлял моим языком! А сам я в это время рыдал в душе!

– Он продал врагам целый воз многозарядок. Сто штук. Сто твоих братьев завтра пойдут в бой безоружными. А королевские стрелки выпустят по ним на сто пуль больше. И это только за один залп. Ты размазня, а не воин.

– Разве я спорю! Да, я размазня! Да, я трус! Отпусти меня! Сделай опять простым копьеносцем! А еще лучше – убей! Я больше не могу так, понимаешь?

– Когда будет нужно, ты умрешь, но умрешь героем, – холодно ответил Окш. – И твоя смерть вдохновит других. Однако время для этого еще не пришло. Поэтому успокойся. Лучше будет, если ты успокоишься сам, без моей помощи… Вот так-то! А теперь отвечай, что ты видел, когда ходил в разведку? Где королевские войска?

– Мы дошли до самой реки… Не помню, как она называется. И видели только потухшие костры, обглоданные кости, брошенные повозки да свежие могилы. Мост сожжен, а на другом берегу слышен шум обозов, сигналы труб и лязг железа. Похоже, враги отступают.

– Или меняют позицию. – Окш был необычайно хмур. – Ты же знаешь, что опасность я чую нутром. Пока идет война и враг рядом, эта опасность просто роится вокруг, как мошкара над здешними болотами. Я уже стал привыкать к этому чувству. Но сейчас оно стало просто нестерпимым. Как чесоточный зуд. Вот я и думаю, с чего бы это? А что, если эта королевская сволочь хочет обмануть нас?

– Откуда им взять силы? – возразил Шед. – Их армия уменьшилась чуть ли не вдвое.

– За хорошие деньги можно собрать новую армию или даже перекупить половину нашей… Примером может служить тот возчик… Нет, что-то здесь не так. Пока сам не разберусь – не успокоюсь. И ты тоже хорош. Ведь обещал же привести языка.

– Впереди все пусто до самой реки. Мы даже собак не видели.

– Кто-то идет сюда! – насторожился Окш. – Кажется, вестовой.

Снаружи лязгнули скрестившиеся копья, и стражник гаркнул:

– Куда прешь, ублюдок! Старший брат отдыхает! И велел себя не беспокоить!

– Мне-то что! – презрительно фыркнул невидимый вестовой. – Пусть спит. А когда проснется, передайте, что к нему какой-то важный чин прибыл. Чуть ли не от верховного стряпчего. Награды раздавать будет.

– Всем? – живо поинтересовались стражники.

– Нет, только особо отличившимся.

Повинуясь безмолвному приказу Окша, Шед отдернул полог шатра и нарочито бесстрастным голосом промолвил:

– Пусть зайдет. Я приму его. Но много времени уделить не могу.

Когда торопливые шаги вестового затихли вдали, Окш сказал:

– С приближенными верховного стряпчего отношения портить не стоит. У тебя свои дела, у него свои. Прими его с почетом, но отшей побыстрее. Говорить старайся сдержанно и с достоинством. Однако не сболтни чего-нибудь лишнего. Не забывай, я буду неподалеку.

41