Губитель максаров - Страница 5

Максар, задумавший столь ужасный план, носил имя Карглак. Среди своих соплеменников он считался чуть ли не выродком. Вся вина Карглака состояла в том, что он, наверное, был единственным, кто стремился прекратить вечные распри максаров. По его соображениям, это могло поставить их не только выше всех других народов, но и выше богов.

Окш Сухорукий был сиротой. Следует заметить, что для жестянщиков это вполне обычное состояние. Своих родителей не знала добрая половина обитателей поселка, в котором он проживал. Всякие кровавые заварухи случались здесь так часто, что люди редко дотягивали до того возраста, когда их дети становились самостоятельными. Что ни говори, а жить под боком у максаров не менее опасно, чем разводить огонь в доме с соломенными стенами.

Впрочем, сами максары считали уничтожение жалких людишек занятием для себя недостойным и если уж опускались до этого, то всегда не по делу, а ради удовлетворения какой-нибудь очередной дикой прихоти. Жестянщики же относились к соседям не как к живым существам, а как к одной из вечных стихий – пусть и губительной, но неотвратимой, вроде потопа, землетрясения или повального мора.

В основном им досаждали прислужники максаров, человекообразные существа разных рас, ради ничтожных благ и сомнительных привилегий согласившиеся превратиться в свирепых и кровожадных страшилищ-мрызлов. Особенно опасны были те из них, кто утратил покровительство хозяев (уйти от максара по собственной воле было невозможно). После этих вампиров не оставалось ни угольков, ни косточек.

Если что и спасало жестянщиков от всевозможных напастей, так лишь привычка обороняться всем миром да преимущество в вооружении. Таких дальнобойных многозарядок, таких взрывчатых смесей, таких острых мечей и непробиваемых доспехов не имел ни один соседний народ. Тайны, заставлявшие вещества приобретать неимоверную твердость или, наоборот, мгновенно и бурно распадаться, были издревле известны жестянщикам.

Именно они построили некогда невидимую, но неприступную стену, защищавшую Страну максаров от вторжения любых врагов. До самого последнего времени их мастера продолжали изготовлять для своих угнетателей чудодейственное оружие – призрачные клинки, способные рубить камень и железо так же легко, как и человеческую плоть.

Обычно народы, чьи поколения одно за другим взрастали среди кровавых браней, отличались суровым и воинственным нравом, однако, несмотря ни на что, жестянщики в большинстве своем оставались людьми незлобивыми и мирными. Их кротость вошла в поговорку. Словно оправдываясь, они говорили сами о себе: «Всякая зверушка под чужой лапой смиряется».

Трудолюбивые и предприимчивые, жестянщики были согласны платить любую дань, лишь бы их только оставили в покое.

И платили! Но каждый раз дани оказывалось мало или она была не такой, как это хотелось мытарям, и начинались повальные грабежи, очень быстро превращавшиеся в насилие и смертоубийство. Тут уж даже безответным жестянщикам не оставалось ничего другого, как браться за оружие, хранившееся в тайниках под каждым домом. И уж тогда обидчикам, какой бы облик они ни имели, людей или мрызлов, приходилось туго.

За свою долгую историю жестянщикам удавалось несколько раз подчинить себе столь могущественные силы природы, что это внушало им обманчивую надежду на скорые перемены в злосчастной судьбе. Не в силах побороть искушения, они пытались обратить эти силы против максаров, но всякий раз терпели сокрушительное поражение, сопоставимое с национальной катастрофой.

Технический гений был бессилен перед магической волей максаров, на расстоянии заставлявшей людей убивать своих братьев и самих себя. Страна превращалась в один огромный погост, в сплошное пожарище, в пиршественный стол для стервятников всех видов, а те, кому посчастливилось уцелеть, попадали в еще более тяжкую кабалу.

Окш рос мальчиком странным, что могло быть следствием перенесенных в детстве тяжких увечий. Подобрали его в глухой местности, которую добрые люди обычно обходили стороной, и те, кому довелось присутствовать при этом, говорили потом, что младенец с пробитой головой, изломанными ребрами и почти оторванной левой рукой лежал среди груд развороченной земли, вдобавок ко всему еще и обильно пропитанной неизвестно чьей кровью.

Никаких надежд на спасение ребенка не было, однако какой-то лекарь, лишенный права заниматься своим ремеслом за чересчур легкомысленное отношение к жизни пациентов, от нечего делать занялся его врачеванием.

Он извлек из легких осколки ребер, освободил мозг от давления расколотых черепных костей, сшил мягкие ткани плеча и заключил сильно пострадавшую левую руку в хитроумную железную шину. К общему удивлению, которое разделял и сам лекарь, маленький пациент выжил, хотя ходить и говорить научился гораздо позже, чем его сверстники. Левая рука осталась скрюченной и малоподвижной, зато Окш (такое имя выбрал ему с помощью жребия староста поселка) мог легко укусить свой локоть, что вызывало зависть даже у старших ребят.

Сначала его воспитывала молодая семья, в которой было двое своих малолеток, но после очередного нападения бродячей шайки, когда приемный отец погиб, а мать угнали в плен, Окш прибился к старому Урду Пучеглазу, златокузнецу и граверу.

Нельзя сказать, чтобы мальчишка испытывал особый интерес к чеканам или тиглям, но показывать ему что-либо дважды не приходилось, а кроме того, при каждом удобном случае он пытался упростить производственный процесс и временами добивался совсем неплохих результатов.